Каждый написанный отзыв на книгу - моя личная бабочка, пришпиленная булавками слов, распяленная на листе бумаги и внесенная в коллекцию. Удовлетворение от удачной охоты.
«Кристобаль Хозевич успел первым» (с)
А если бы не успел? Если представить мир, в котором либо читатель успевает выразить прочитанное в собственном тексте, хотя бы несколькими словами, на бумаги, либо текст его поглощает - буквально. Пожирает, переваривает, трансфигурирует в буквы и чернила, в элемент узора на обложке, в штрих на рисунке иллюстрации, в черту характера одного из персонажей, стук окна, порыв ветра, горшок с фикусом в углу. Фикус по имени Семен все помнит, но возврат назад невозможен…

Наткнулась как-то на очень удачную метафору, описывающую манеру письма Генри Джеймса - взгляд из окна. Точнее даже - читатель словно подглядывает с улицы в освещенные окна домов. Только вид через такие «окна» индивидуального восприятия окружающего мира и событий героем-повествователем или «отражателем», в принципе доступен читателю. Оттого сразу и чувствуется ненадежность описания событий от персонажей, даже когда они подаются как их внутренние переживания и излагаются от третьего лица, что в любом другом случае должно было бы придавать им вид объективности.
Во всех историях постоянно следует держать у уме ограниченность опыта, понимания, объективности любого персонажа («центральное сознание» по определению самого Генри Джеймса) и делать соответствующие поправки.Это очень хорошо отслеживается в малой прозе.
Отличительной чертой короткой прозы Генри Джеймса также является его последовательная деконструкция романтического сюжета.
Делает он это весьма изящно, очень точно соблюдая эстетику романтизма, характерные для него сюжетные ходы, описание характеров, но при этом сдабривая это изрядной долей иронии и необычным углом внезапно показывает оказывается что романтическая личности романтический сюжет в реальном мире становится пустышкой побеждённый прозаической в кавычках реальностью.

Я попыталась немножко описать свои впечатления от рассказов и повестей Генри Джеймса из прочитанного сборника. Они вышли неоднородные и неравнозначны. Какие-то тексты зацепили сильнее, какие-то меньше.
Кроме того здесь все еще нет впечатления от самой известной повести мистера Джеймса - Поворот винта. Это значимый текст, но я все еще пытаюсь понять о чем он.
Пока будет так.

Дейзи Миллер.

В комментариях к сборнику повестей пишется, что это одна из немногих книг, которая сразу же приобрела популярность и в Америке и в Европе. В общем-то, это очень понятно.
В ней есть, во-первых, привычная большинству читателей, сюжетная завершенность. А, во-вторых, трагическая смерть юной девушки, осужденной и непонятой «светом». Разумеется, такой сюжет был благосклонно принят шир. нар. массами, как выражались когда-то. История в достаточной мере пикантна, романтична, дает возможность пустить слезу чувствительным натурам о жестокости мира. Ну или пуританам еще раз убедиться, что грешник понесет в итоге наказание. Тут уж как посмотреть.
Вот кстати о посмотреть.
Дело в том, что центральным персонажем, камерой обскура, за которым вынужден следовать и читатель, в повести является не мисс Миллер (но при этом именно она - главная героиня повести sic!), а некий мистер Уинтерборн. Мы видим все происходящее его глазами (и даже скорее мозгами) и через его суждения и оценки читателю описывается Дейзи Миллер. А уж насколько можно верить этим оценка - решать самому читателю.
Автор, ко всему прочему, вносит некоторую путаницу тем, что Уинтерборн в какой-то момент называет мисс Миллер «дикаркой» и этим отсылает к популярной теории Руссо о благородном дикаре. Надо сказать, что повестись на эту отсылку очень легко, но вот насколько применима и применима ли вообще эта теория в данном случае - это совершенно неочевидно. Дейзи Миллер отнюдь не является примером «табула раса», человека, неиспорченного цивилизацией. То, что ее образование и воспитание кажутся недостаточными или дикими некоему обществу американцев, осевших в Европе и считающих себя благопорядочными людьми всего лишь означает, что в семье Миллеров другое понимание этих самых порядочности и благопристойности. Но никак не то, что эти понятия для них вовсе отсутствуют.
В сущности, это история о том, как сильно все мы зависим от тех норм, которые были усвоены в детстве и юности и что в других мы видим не столько реальность, сколько отражения этих самых норм и условностей. И наше отношение к человеку во многом зависит от того, насколько хорошо он в эти нормы встраивается. И сталкиваясь с кем-то, выламывающимся из наших рамок, естественной реакцией большинства будет отторжение и возмущение. Особенно, если вопреки всему к этому невозможному феномену тянет и оттого хочется его как-то втиснуть в привычное, «спасти», чтобы можно было уже испытывать симпатию без всяких преград. К сожалению, объект симпатии мистера Уинтерборна в спасении нужды не испытывает, более того, Дейзи даже и не подозревает, что с ней что-то «не так». У нее есть свои поняти нормы и правил, которых она не нарушает и скорее уж поведение многих встречающихся людей из так называемого общества кажутся ей высокомерным и даже оскорбительным. В том числе и некоторые поступки самого Уинтерборна.

Связка писем

Этот рассказ вообще является идеальной иллюстрацией метода «окон». Суть рассказа прямо обозначена в названии - это буквально связка писем, написанных шестью людьми, оказавшимися в одно и то же время в Париже и какое-то время прожившими в домашнем пансионе Мезон-Руж.
Центральным персонажем, своеобразным камертоном, в этом рассказе является молодая американка, Миранда Хоуп. Ей принадлежат четыре из девяти писем, тогда как всем остальным персонажам достается по одному. Именно ее письма, с одной стороны, задают своеобразную сюжетную рамку, объединяющую разрозненные письма в единое целое, а с другой — служат своеобразным камертоном, нулевой точкой для суждений всех прочих персонажей. Именно ее решение переселиться из отеля в пансионат для лучшего знакомства с французским языком и культурой, сводят читателя с прочими обитателями Мезон-Руж. Главное чем интересен этот небольшой и в сущности совершенно бессюжетный рассказ — демонстрация удивительной способности людей видеть, осмыслять одни и те же вещи совершенно по разному. Эти небольшие отрывки писем очень наглядно демонстрируют разницу культур, разницу взглядов. Автор сопоставляет не только отличие культур Нового и Старого света (три американца и три европейца), но еще и женского и мужского мира. Я бы, например, заметила, что именно мужские письма представляют обитателей маленького пансиона в каком-то совершенно иллюзорном, перекрученном виде. Не менее интересны и письма трех девушек, двух американок и англичанки.
Кстати сказать, с главной героиней есть одна проблемка доя современного читателя. Она такая, очень эмансипированная девушка, путешествующая по Европе для, как сказали бы сейчас, саморазвития. Она без чьей либо помощи распоряжается своими деньгами, ездит в одиночку, сама планирует маршруты. Для нашего времени это настолько естественно, что вряд ли мы в состоянии до конца почувствовать, насколько необычным ее поведение, ее манеры были для того времени. На границе с шокирующей неприличностью! Оттого современному читателю наверное уже невозможно по-настоящему прочувствовать контраст ее манер, ее суждений с остальными персонажами. Скорее уж это они кажутся нам в лучшем случае нелепыми, а письмо немца Рудольфа Штауба так и откровенно отвратительно. По-другому, но тоже довольно мерзок, француз, кузен хозяйки пансиона. Его сочинения о любовных победах настолько самодовольно-смехотворны, а его высказывания о обитательницах пансиона настолько жалко-мерзковаты, что после чтения его письма остается ощущение будто тебя забрызгало грязной водой.

Письма Асперна

В этой повести мне чудится сильнейшая связь с пушкинской «Пиковой дамой». Даже многие сюжетные повороты, детали очень похожи. Интересно, был ли Генри Джеймс знаком с пушкинской прозой? Я специально пока не искала, так что пока мне известно только, что он был знаком с Тургеневым и очень высоко его ценил.
Однако, как я узнала из дневников Джеймса, сюжет этот взят из натуры и практически «как есть». Только в реальности речь шла о письмах Байрона и Шелли. В который раз убеждаюсь, что в жизни возможны такие сюжеты, которые в пересказе вызовут дружный возглас «не верю!» у публики.
Тем не менее, это это никак не отменяет мое личной связи этой истории с пушкинской. Я даже взялась и недавно перечитала «Пиковую даму». Какая она, оказывается, маленькая по объему. Мне, почему-то, казалась длиннее. Наверное из-за ее веса в истории литературы, одна из тех историй, которые внутри больше чем снаружи.
И это, как и «Письма Асперна», история столкновения двух эгоистов - маниакально зацикленного искателя сокровища и старой, пережившей свое время блеска, тиранки. И в обоих историях настоящей жертвой становится зависимая от обоих женщина, чьими чувствами обе стороны разыгрывают свои партии.

В клетке

Это рассказ, который постоянно уходит «не туда».
Главная героиня - телеграфистка в маленьком почтовом отделении в фешенебельном районе Лондона. Целыми днями она принимает бланки телеграмм от светской публики, она сидит в своей клетке (буквально) с утра и до вечера. Однако быстро становится понятно, что именно захаживающая к ним блестящая публика и есть для нее объектом наблюдений, экспонатами экзотического зверинца. Через ее руки проходит чуть не вся их жизнь в текстах телеграмм и надо сказать, особого уважения это жизнь у нашей героини не вызывает. Может быть оттого, что ей знакома не по-наслышке бедность и необходимость зарабатывать, чтобы выжить. Ее естественным образом злят те суммы, которые тратятся на пустые телеграммы, на пустую, по ее мнению, жизнь.
Лишь несколько человек вызывают в ней искреннюю симпатию, даже некотором образом влюбленность. Особенно джентельмен, капитан Эверард. Он и его тайная возлюбленная вызывают у героини желание помочь, что она и делает, отсылая их телеграммы как можно быстрее, даже начиная выправлять какие-то ошибки в адресах, отыскивая потерявшиеся сообщения. Однако, это вовсе не романтическая история внезапно возникшей любви между бедной девушкой и аристократом. Скорее это деконструкция такого романтического мифа.
Очень характерны две беседы, две фокусные точки истории, героини с капитаном Эверардом и со своим собственным женихом, мистером Марджем. В обоих ее поведение совершенно не то, что ожидается от романтической девушки. Во-первых, именно она является инициатором обоих разговоров, активной стороной. Она высказывает свои чувства и мысли, в то время как ее собеседники в основном слушают или подхватывают мысль. Она же и ставит точку в разговоре, сообщает принятое решение. Надо признаться, мистер Мардж, совершенно второстепенный персонаж, в их сцене объяснений повел себя очень достойно.

Зверь в чаще

Март и Май встретились в апреле, через 10 лет после первой встречи.

С одной стороны, да, это история об упущенной возможности. Может быть, самой важной, самой главной в жизни героев. История, полная горькой насмешки автора над героем и над самим собой (история отчасти автобиографична).
Но, с другой стороны, меня не оставляет ощущение, что тем не менее герои получили друг от друга очень много. Пусть слово любовь ни разу не прозвучало вслух, но это не может отменить самого чувства их объединившего. Да, я все таки считаю, что их чувство было взаимно. Что это была прекрасная любовь-дружба, которая далеко не каждому выпадает в жизни и что не стоит умалять того, что у них было, тем, что могло бы быть. Ведь, с другой стороны, так многого у них могло бы не случиться, если бы... Если бы во время их первого знакомства в Италии Марчер не поделился бы с Мэй своим предчувствием, своим страхом. Если бы не встретились они снова десять лет спустя, не заговорили бы. Они прожили вместе длинную и хорошую жизнь. В ней не было страсти, это правда. Но в ней было так много близости, тепла, разделенного на двоих мира.

«Джон Марчер — «наследник» традиции сугубо интровертных персонажей, которые существуют исключительно во внутреннем мире, среди реалий, созданных их воображением. «Родоначальником» это традиции был Родерик Ашер из новеллы «Падение дома Ашеров» Эдгара Аллана По, чье влияние становится ощутимым в прозе Джеймса с 1890-х годов. Джон Марчер целиком отдается ожиданию чего-то исключительного, что должно выделить его из числа обыкновенных людей. Подобно Ашеру, Марчер «гоняется за призраками», не замечая того, что происходит в действительности. Только внутренние переживания героя-повествователя, с чьей «точки зрения» мы и можем оценивать происходящее, определяют интригу и ритм развития событий.»
«Таким образом, лишь возможное будущее способно наделить смыслом прошлое, настоящее же при подобном самоощущении самостоятельной ценностью не обладает. Трагический конец — понимание навсегда упущенного — усиливает общий иронический подтекст рассказа об «избранности» как одной из величайших иллюзий интеллекта.»

Ученик

Странная история, немного перекликающаяся с Поворотом винта (слишком умный для своего возраста мальчик, слишком близкие отношения с учителем).
Странная семья Моринов, эдаких великих комбинаторов, умудряющихся за чужой счет вести светскую жизнь, ездить по Европе. Впрочем, в рассказе читатель, глазами Пембертона, наблюдает стремительный закат этого семейства. В каком-то смысле, смерть Моргана была неизбежна, поскольку для него на том пути вниз надежды не было. И мне кажется, он в конце понял, что Пембертон н может взять его себе на воспитание, это стало последним ударом, которого Морган не выдержал. При всей этой полукриминальной жизни Морины оберегали как умели младшего, лучшего из них. Вообще, все герои этого рассказа постоянно и одновременно вызывают желание то ли пожалеть их, то ли прибить их. Чтоб не мучались.

Веселый уголок.

Это, конечно же, вариация на ту же тему, что отрабатывалась и в «Звере в чаще». Только с усиленным элементом мистики с одной стороны и несколько иным балансом в отношениях героев с другой.
Снова история некоего мужчины - Спенсера Брайдона - который ощущает на себе необъяснимый «рок». В данном случае связанный с семейным домом. И есть женщина, готовая его слушать и поддерживать.
Мистическая линия одновременно куда более пугающа, особенно, когда ее развитие достигает крещендо. Но когда понимаешь, в чем заключался главный страх героя... Либо это гениальная деконструктизация истории с призраками, либо же это настолько неактуально для меня, что вся предварительная подготовка, все умелое нагнетание саспенса не в состоянии удержать историю от превращения в анекдот.
Порадовало только, что хотя бы в этой версии истории героиня не стала дожидаться и наглядно продемонстрировала свои чувства к Брайдону. А то бы он, как Марчен, тоже до самой смерти не догадался бы что к чему.

Третья сторона

Снова история о призраке. Только на этот раз совершенно не страшная, забавная и даже милая. Тут интересен не столько этот самый призрак, сколько две героини - две чудаковатые кузины, внезапно получившие в наследство дом и из-за этого живущие вместе. Очаровательный эскиз, набросок характеров двух очень разных женщин. Очень, я бы сказала, английский - наполненный тихим юмором и любовным вниманием к этим немолодым чудачкам.

У иного автора даже рассказ в три абзаца может дать больше пищи для размышлений, чем многословный роман графомана.
Это я все еще возвращаюсь к рассказу «Плачущий колодец».
Эти условные три абзаца небольшого рассказа в стиле пионерской страшилки (то есть, скаутской, с учетом национальности автора), куда сложнее и интереснее, чем кажутся на первый взгляд.
Рассказ отчетливо делится на три части, и каждая часть отличается по стилю и, в каком-то смысле, даже жанром. И все это сверху сдобрено изрядной порцией чернушного юмора и морали, как и положено байке у костра.
Первая часть это история о двойниках.

/Артур Уилкокс и Стэнли Джадкинс. Они были ровесниками, жили в одном доме, числились в одном соединении и, естественно, в одном отряде. Внешне они были настолько похожи, что это озадачивало, смущало и даже раздражало старших, которым приходилось иметь с ними дело. Но если бы вы знали, до чего разными были у них характеры!/

Как и положено двойникам мальчики различались как день и ночь.
"В мифах о братьях-близнецах, характерных для некоторых дуалистических мифологий (в частности, индейцев Северной и Южной Америки и народов Океании), один из братьев связывается со всем хорошим или полезным, другой - со всем плохим или плохо сделанным."
Мифы народов мира, Т.1 статья «Близнечные мифы»

Кажется, что дальше перед нами будет развиваться типичный сюжет двойника как второго я героя, светлой и темной частей сознания, которые так ярко использовал в своем творчестве Эдгар По (Вильям Вильсон) или даже на манер уайльдовского Дориана Грея с поправкой на возраст героев и общую стилистику рассказа.

Но нет. История делает крутой зигзаг и весь сверх положительный Артур Уилкокс вовсе исчезает из повествования - оказывается вся его роль в тексте состояла в придании контраста для второго, а точнее первого, героя этой истории, Стэнли Джадкинса. Артур Уилкокс был всего-навсего прологом.
Следующая часть рассказа - портретная, описательная. В ней снова нам раскрывается характер Стэнли, только уже не в описательно-пародийной форме сравнения, но в диалогах и общении с другими людьми. В этой части вовсе нет действия. В ней есть трое мальчишек, сбежавших из скаутского лагеря и встретившийся им некий пастух, их разговоры и, собственно, рассказывается история о призраках места под названием «Плачущий колодец». Сам стиль повествования граничит между психологическим, это в основном касается Стэнли и его друзей, их диалогов и реакций на рассказ пастуха и романтической. Романтизм тут, на мой взгляд, представляет старик-пастух, который рассказывает историю Плачущего колодца и предостерегает Стэнли от пренебрежительного отношения к запретам старших (помним, что это скаутская история с моралью!).
Надо сказать, что портреты М.Р. Джеймс дает преметкие и с замечательным юмором. Причем тут мне видится очень сильная традиция английского романа - Филдинг, Стерн, Джером, Диккенс даже. Вот это умение метко и смешно дать портрет персонажа буквально несколькими фразами.

/- Доброе утро, молодые люди, — сказал он, — Повезло вам сегодня с погодой, правда?/
/— Да, спасибо, — ответил Элджернон де Монморанси, страдавший врожденной вежливостью./

/Не знаю, в воде ли дело, — сказал пастух. — Но могу сказать, что мой старый пес не пойдет на этот луг, и я не пойду, и никто другой, у кого в голове есть хоть чуточку мозгов./
/— Нет у них ни одной мозги, — буркнул Стэнли Джадкинс; с вежливостью и грамматикой он был не в ладу/

И еще, почему-то, эти глупые мальчишки вызывают симпатию своей ершистостью и нежеланием верить в страшные истории. К сожалению... истории иногда бывают правдой, а запреты взрослых - обоснованными.

/— Значит, я вам не указ? — сказал пастух. И предупреждения командиров тоже? Знаете, молодой человек, зря вы меня не слушаете. Чего ради я стал бы плести небылицы? Какое мне дело до того, что кто-то отправится на этот луг? Но я бы не хотел, чтобы такой славный парнишка сгинул в расцвете лет./
/— А я думаю, у вас свой интерес, отозвался Стэнли, — Небось, прячете там перегонный аппарат или еще что-нибудь — вот никого и не подпускаете. Ерунда все это. Пошли, ребята./

И снова история делает резкий поворот и теперь это уже настоящий хоррор. Конечно же, Стэнли тайком отправляется к проклятому колодцу набрать воды, вооружившись бидоном на веревки. Конечно же на него нападают призраки. Автор сохраняет неизменный юмористический стиль повествования, хотя теперь это уже скорее черный юмор. Сцена как Стэнли отбивается от напавших скелетов бидоном достойна воплощения в экранизации, это бы выглядело эпично! Я до последней секунды таила надежду, что ему удастся отбиться. Но законы жанра неумолимы и к Плачущему колодцу протянулась еще одна тропинка.

/Застыв от ужаса и едва дыша, мальчики наблюдали за жестокой борьбой между монстром и его жертвой. Стэнли бил его бидоном — это было его единственное оружие. Рваная черная шляпа свалилась с головы существа, обнажив белый череп с темными пятнами — должно быть, клочьями волос. Одна из женщин подбежала к дерущимся и стала тянуть за веревку, обмотанную вокруг шеи Стэнли. Вдвоем они в момент с ним справились: жуткие крики прекратились, и все трое исчезли за чертой еловых зарослей./

Это замечательный рассказ, который кажется очень простым, такая себе авторская пионерская страшилка с моралью, но он на самом деле сам похож на колодец, в который можно провалиться, пытаясь разобраться в стилях и жанрах коротенького текста.

Постскриптум.
Для меня явственно видно, что автор оставил для истязания читателей нераскрытыми как минимум несколько загадок.
Самая очевидная - загадка Плачущего колодца. Мы так и не узнаем, откуда возникло проклятие, кто те трое мужчин и одна женщина, ставшие его жертвами.
Но есть и еще одна, меньшая, но как по мне, гораздо более любопытная. Ее задает последний абзац рассказа:
/Такова, господа, история Стэнли Джадкинса, а также часть истории Артура Уилкокса. Полагаю, никто раньше об этом не рассказывал. Если вы захотите поискать здесь мораль, то мне она представляется очевидной; ну, а если вы ее не видите, то я не знаю, чем вам помочь./

И это возвращает нас к началу рассказа, его прологу - истории двойников. В чем же заковыка с двойниками?
В фольклорной традиции двойник это чаще всего его отражение (проекция) в мире духов, его ангельская или демоническая сущность. Это также миф о близнецах, разделяющих одну душу и одну на два тела. Частным случаем обоих вариантов является история о человеке, потерявшем свою тень или отражение в зеркале. Не отражающиеся в зеркале вампиры именно отсюда происходят. Встреча с двойником очень часто является предвестником несчастий и смерти для героя.

/Под двойником мы понимаем проекцию части сознания или подсознания художественного прототипа, функционирующую в качестве самостоятельного персонажа произведения. Двойник может символизировать смерть, бесконечную жизнь, совесть героя, болезнь (психическое расстройство) и многое другое. Право называться двойниками получают только те персонажи, которые имеют какую-то общность: происхождение, имя, внешность — всё, формально указывающее на их «родство»./
Анастасия КРЫЛОВА. Определение понятия «двойничества» в литературе и философско-эстетическая база его возникновения
parus.ruspole.info/node/5628

/...иного рода двойник у Вильяма Вильсона в новелле, названной его именем. Этот двойник возникает рядом с героем с самого начала, сопровождает его в течение всей жизни и, в конце концов, губит его. В данном случае обыгрывается бродячий сюжет двойников, представляющих единое целое: со смертью одного погибает и другой. Впоследствии тот же сюжет был использован и Оскаром Уайльдом в «Портрете Дориана Грея», и другими авторами./
Меркель Е.В. К мотивной структуре мистических новелл Э.А. По: мотивы двойничества и «погребения заживо».
publishing-vak.ru/file/archive-culture-2017-4/2...

/Двойничество представляет собой как бы минимальную модель социальности, минимальную структуру человеческого сообщества : "один другой". В этой примитивной структуре двойничество фиксирует сходство и различие ( несходство), с другой стороны, оно концентрируется на СВЯЗИ "одного" с "другим". Мы можем наблюдать это свойство двойничества и в архаических пластах сознания, в частности, в близнечном мифе, и в поздних воплощениях этого явления, когда, как например, у А.И.Гончарова в "Обломове", мы имеем дело с вариантами социальных типов./
Агранович С.З., Саморукова И.В. ДВОЙНИЧЕСТВО

Каким же образом сюда вписываются Артур Уилкокс и Стэнли Джадкинс? Почему автор утверждает, что рассказанная история это часть истории Уилкокса? Ведь он не принимает никакого особого участия в основных событиях возле Плачущего колодца, он всего лишь часть поисковой группы и даже не он находит Стэнли и наблюдает его встречу с мертвецами.
Можно ли считать смерть Стэнли частью сюжета о двойниках, ведь Артур не погибает вместе с ним и мы даже не уверены, какповлияли на него события у Плачущего колодца. Однако, все тот же финальный абзац дает некоторые основания думать, что судьба Артура Уилкокса изменилась с тех пор. Если Артур и Стэнли являются близнечной парой, светлой и темной, то смерть одной из половинок возможно означает для Артура «смерть» как положительного персонажа. Он получает все ту отрицательную, бунтарскую энергию, которую воплощал Стэнли. Некотором образом, как ни странно, это превращает его в самого обычного человека - плохого и хорошего в равной мере.
Это тем более интересно, что в некоторых архаических мифологиях (например, африканских) близнецы выступают как единое существо, раскрашенное с двух сторон разными цветами, черным и белым. Есть также изображения братьев Гора и Сета в виде одной фигуры с двумя лицами.

Думаю было бы интересно проследить дальнейщую судьбу Артура Уилкокса, потому как я считаю, что они со Стэнли являются двумя именами одной и той же личности и, как мы помним из пролога, все положительные поступки Артура зеркальны отрицательным поступкам Стэнли.

Однако, еще большей загадкой стало для меня наличие второго двойника у Джадкинса! Это очень легко пропустить, так как он упоминается всего лишь дважды, и оба раза в связи и с Артуром и со Стэнли в начале рассказа и в финальном абзаце. В рассказе есть два Джадкинса - Стэнли, к фамилии которого прибавляют ma (major) и безымянный Джадкинс mi (minor), то есть младший, с которым Стэнли жил в одной комнате и учился в одном классе! В начале рассказа он упоминается как единственный, голосовавший в классе против Уилкокса (приняв сторону своего однофамильца).

Нашелся тот, кто был против, Джадкинс mi.,[3] он заявил, что у него есть веские основания для несогласия. Дело в том, что они с Джадкинсом ma жили в одной комнате.

А в конце и вовсе странное утверждение о том как быстро Джадкинс мл. пришел в себя после смерти Джадкинса старшего.
Если роль Артура Уилкокса как двойника-антагониста достаточно ясна, то к чему это задвоение мотива двойничества? Зачем дважды появляется второй Джадкинс, чтобы тут же снова исчезнуть в безымянной толпе соучеников? Вот уж действительно - тень, а не человек… И, признаться, в контексте всей этой истории с проклятьем этот эпизодический персонаж оставляет какое-то зловещее ощущение.

Такова, господа, история Стэнли Джадкинса, а также часть истории Артура Уилкокса. Полагаю, никто раньше об этом не рассказывал. Если вы захотите поискать здесь мораль, то мне она представляется очевидной; ну, а если вы ее не видите, то я не знаю, чем вам помочь.

Наткнулась на объявление, в котором предлагалась: "Система изучения китайского языка, которая позволит изъяснять свои главные потребности".

Эта поэма который день вводит меня в ступор...

Captain Carpenter
https://allpoetry.com/Captain-Carpenter

Captain Carpenter rose up in his prime
Put on his pistols and went riding out
But had got wellnigh nowhere at that time
Till he fell in with ladies in a rout.

It was a pretty lady and all her train
That played with him so sweetly but before
An hour she'd taken a sword with all her main
And twined him of his nose for evermore.

Captain Carpenter mounted up one day
And rode straightway into a stranger rogue
That looked unchristian but be that as may
The Captain did not wait upon prologue.

But drew upon him out of his great heart
The other swung against him with a club
And cracked his two legs at the shinny part
And let him roll and stick like any tub.

Captain Carpenter rode many a time
From male and female took he sundry harms
He met the wife of Satan crying "I'm
The she-wolf bids you shall bear no more arms.

Their strokes and counters whistled in the wind
I wish he had delivered half his blows
But where she should have made off like a hind
The bitch bit off his arms at the elbows.

And Captain Carpenter parted with his ears
To a black devil that used him in this wise
O Jesus ere his threescore and ten years
Another had plucked out his sweet blue eyes.

Captain Carpenter got up on his roan
And sallied from the gate in hell's despite
I heard him asking in the grimmest tone
If any enemy yet there was to fight?

"To any adversary it is fame
If he risk to be wounded by my tongue
Or burnt in two beneath my red heart's flame
Such are the perils he is cast among.

"But if he can he has a pretty choice
From an anatomy with little to lose
Whether he cut my tongue and take my voice
Or whether it be my round red heart he choose. "

It was the neatest knave that ever was seen
Stepping in perfume from his lady's bower
Who at this word put in his merry mien
And fell on Captain Carpenter like a tower.

I would not knock old fellows in the dust
But there lay Captain Carpenter on his back
His weapons were the old heart in his bust
And a blade shook between rotten teeth alack.

The rogue in scarlet and grey soon knew his mind.
He wished to get his trophy and depart
With gentle apology and touch refined
He pierced him and produced the Captain's heart.

God's mercy rest on Captain Carpenter now (a,
I thought him Sirs an honest gentleman
Citizen husband soldier and scholar enow
Let jangling kites eat of him if they can.

But God's deep curses follow after those
That shore him of his goodly nose and ears
His legs and strong arms at the two elbows
And eyes that had not watered seventy years.

The curse of hell upon the sleek upstart
That got the Captain finally on his back
And took the red red vitals of his heart
And made the kites to whet their beaks clack clack.

Но наибольшее осуждение вызвало поведение Стэнли Джадкинса на соревнованиях по спасению жизни; здесь итог был самым показательным. Да будет вам известно, что для этого состязания из младшей группы выбирали скаута подходящей комплекции, напяливали на него все, что можно, связывали ему руки и ноги, бросали в воду в самом глубоком месте Кукушкиной заводи и засекали время, в течение которого действовал спасатель. Каждый раз, когда Стэнли Джадкинс участвовал в этом соревновании, в самый ответственный момент его охватывала такая сильная судорога, что он начинал кататься по земле с криками о помощи. Естественно, это отвлекало присутствующих от мальчика, находившегося с воде, и если бы не Артур Уилкокс, список погибших мог бы оказаться длинным.

ru.bookmate.com/books/nC43BOEv

Самая большая загадка этой истории по-моему это личность Артура Уилкокса. Он слишком хорош, чтобы быть настоящим мальчиком...

A photo posted by Instagram

Когда я первый раз начала эту книгу, она показалась мне несколько скучноватой, не было у нас эмоционального или интеллектуального «резонанса». Книгу я тогда отложила «на потом». И вот, почти месяц спустя, продолжила чтение. Выяснилось, что Тарт очень даже неплохо читается параллельно с Генри Джеймсом. Возможно, что раньше мне помешал читаемый тогда Набоков. Он автор ревнивый и часто подавляет любой другой текст.

Добравшись до середины, начала понимать, как автор мастерски втянула меня-читателя в этот кружок любителей древнегреческого всего. И что начинаешь понемногу сочувствовать этим малолетним убийцам. И вот это становится совершенно дико. Ведь даже первое убийство, хотя и было совершенно неумышленно, тем не менее является полностью их виной. В состояние измененного сознания они ввели себя осознанно и добровольно и, следовательно, должны и отвечать за поступки. Но всё-таки некоторое смягчение это им дает. Но! Убийство Банни уже абсолютно и стопроцентно умышленное, заранее запланированное и никаких оправданий у ребят тут нет. Пусть он и не слишком красиво ведет себя, фактически отыгрываясь за все свое чувство неполноценности, это далеко не валидный повод убивать. К тому же, за всеми этими его выходками еще и прячется понимание неправильности случившегося и тяжесть лжи о преступлении.

А в конце остается только огромное чувство жалости ко всем этим таким умным, таким неприкаянным детям. Это на самом деле страшная история, очень страшная. Как странно изломаны эти ребята, что на самом деле под конец удивляешься тому, что хоть кто-то из них остался жив. Пожалуй, понятно, почему более-менее живыми остались Ричард и Камилла. Остальные с переменным успехом убивают себя.

Генри только сделал это наиболее прямым способом. Однако его, в отличие от остальных, убила не вина за сделанное, а скорее разбитый идеал. Или же предстоящая пустота. Думаю, любви к Камилле ему не хватило бы для того, чтобы снова обрести наполненность, цвет. А возвращаться снова к оттенкам серого, после того, как узнал каково жить на острие меча (как там говорили любимые им древние греки?), он просто не мог. К тому же, думается, его головные боли тоже сыграли причину. Симптомы-то нехорошие, прямо не говорится, так как Ричарду этого не известно, но похоже на какие-то физическое заболевание. Странно, что для всех Генри — лидер, организатор, человек разума. Однако, он сам вовсе не считает себя лидером в смысле вождя. Он сам хотел бы видеть себя в роли жреца, мистика, искал точку опоры для своего мира, стержень. В какой-то момент это всеобщее внимание, ожидание действий от всех становится ему в тягость. И как-то не верится в реальность его чувства к Камилле. Больше похоже на то, что он их отыгрывал по какой-то причине. Чтобы помочь ей поначалу, а в момент самоубийства как оправдание для следствия. Он, может, и любил ее по своему, но это вряд ли совпадало с тем, как это чувство видела сама девушка.

Итак, есть несколько студентов, объединенных, выделенных учителем. Так уж вышло, что все они ужасно одиноки, все с каким-то надломом в характере, все они нуждаются в том, чтобы почувствовать себя частью чего-то. В сущности, все они нуждаются в каком-то заменители семьи, поскольку кровное родство, по разным у каждого причинам, этого им не дало. Ричард так идеально входит в их круг по этой же причине, он тоже «потерянный ребенок». Они видели в Джулиане своего проводника в мир идеальный, в Неверленд, а вернее в Эверленд. Но Джулиану некуда было их вести, для него важнее были слова и его собственная устроенность. И не то, чтобы это было ненормально, нет. Это обычное человеческое - взрослое - желание. Джулиан не плохой человек, скорее даже напротив, но он сам того не понимая, сыграл не свою роль с этими детьми.

Еще один момент: мне должен был бы импонировать антураж университетской жизни, занятия героев античной литературой, вакхический миф (трижды они приносят жертву, вот только слишком они бессмысленны), попытка воссоздать древнюю связку миф-ритуал во сей полноте... Но хотя им и вроде бы удается это, хотя участники ритуала и утверждают истинность пережитого боговдохновения (назовем это так), я не могу не увидеть фальшь. Что доказывают развалившиеся судьбы этих детей. Миф, ритуал всегда был и есть инструментом социализации. Он включает исполняющего его в человеческое общество, дает имя, определяет место в колесе времени. Даже такие экстатические практики как вакхические оргии, при всех их буйстве и хаотичности, были включены в определенную систему, они не существовали сами по себе, для индивидуального пользования.

Ритуалы с тех пор изменились и лишенный значения, вакхический ритуал действительно становится деструктивным. По большому счету, это вышел такой высоколобый и хитромудрозакрученый способ получить наркотическое опьянение. Дон Хуан только по-гречески. Хитрость в том, что у Кастанеды его мифы дона Хуана являются не только переработанной индейской традицией, но и способом переосмысления, продолжения или полемики европейской философской традиции. Он несколько шире просто выхода в некое измененное состояние сознания только ради него самого.
У героев же тайной истории как раз и вышло что-то подобное, никакой особой цели, никакого «поиска» у них нет. Им любопытно, да. Они хотят утвердить свой статус последователей аутентичной древнегреческой культуры, да. Они хотели бы…

читать дальшеПожалуй, вот на этом моменте надо сказать, что один из наиболее раздражающих меня персонажей романа это их ментор - Джулиан. Во многом именно он стал тем звуком, что породил лавину.
Он, вольно или невольно, ухитрился собрать в свой класс для избранный исключительно детей очень одиноких и уже надломанных душевно. Подобный класс, его подчеркнутая для всего колледжа, избранность, особость. То, что Джулиан может себе позволить учить свою группу не подчиняясь общему расписанию, самостоятельно составля для них график и программу занятий - это отделяет его учеников от общей массы, поднимает их, в их собственных глазах над массой охлоса.
И Джулиан вполне это поддерживает. Для него самого, по моему мнению, древние тексты были прежде всего философией, искусством красивого рассуждения, эстетикой мысли. Он вроде бы поддерживал их увлеченность, желание воспроизвести вакхические мистерии, но уверена, что сам Джулиан видел в этом скорее театральное представление в современном его существовании, красивую игру всегда осознающую себя игрой, условностью.
Он сам слишком самодостаточен, слишком зациклен на себе, слишком эгоистичен, чтобы увидеть настоящую цель своих учеников. Он считает себя их учителем, наставником, даже где-то режиссером, но для этого маленького тайного общества он - верховный жрец, открывший им теософию.
Джулиан ведь, в сущности, не особо нуждается в именно этих учениках, хотя ему несомненно доставляет удовольствие нести так сказать «истинный свет софии». Он очень четко держит дистанцию, всегда проводя встречи и занятия только на территории колледжа. Он не приглашает никого из них к себе домой, что не было бы таким уж удивительным для вроде бы столь тесного кружка единомышленников. Исключение, как обычно, составляет Генри. И то, потому что Джулиан видит в нем некую родственную душу, такого же самодостаточного и замкнутого человека, чьей навязчивости можно не опасаться в дальнейшем. Он, конечно же, ошибается в его оценке, как и в оценках характеров всех остальных своих студентов. Просто удивительно, насколько он слеп по отношению к другим!

Могу поспорить, что этот роман обожают разбирать на символы, аллюзии и мифологемы. Тематика как бы вопиет к этому. И хотя можно до бесконечности разбирать символизм реки или снега, почему роз и кролика, можно убиться о цитаты из греков, французов и прочей классики. Но у меня такое ощущение, что если я начну рыться во всех этих цитатах, выискивать скрытые значения, я встану на позицию Джулиана - начну эстетизировать описанные в романе события. И тогда его герои перестану быть живыми людьми. И Банни окончательно превратиться в ритуальную жертву, а не в молодого человека с кучей недостатков и с не меньшей кучей достоинств. Обычного, в сущности, студента-филолога, который мог стать кем-то. Но стал - ничем, как и Генри. И это будет слишком глупо, потому что я сама была студенткой-филологом. Я помню как это - искать что-то большее чем жизнь. Это очень просто и очень печально - до тех пор, пока не осознаешь, что искать в каждой тени символ и высший смысл гораздо легче, чем принять, что все загадки существуют только в тебе самой.

Пока я со вчерашнего вечера возилась с хлебом, все мысленно пыталась собрать в связный текст свои ощущения от истории про еще один счастливый день, рассказанной уже Солженицыным. Собственно, именно из-за схожести названий я и вспомнила-то про «Ивана Денисовича». Стало любопытно перечесть.

Я, честно говоря, готовилась к какому-то сильному контрасту, к холодному душу после веселого бурлеска Уотсон. Но самым большим шоком оказалось скорее какое-то странное, вывернутое родство этих историй. Возможно, это лишь мое собственное воображение создает несуществующие точки соприкосновения, но оно есть, это невозможное сходство у главных героев, словно оба они - тени друг друга.
Я не знаю, как объяснить то общее, что чудится мне в английской гувернантке из 38-го года и русском зэка в 58-ом. Может быть потому, что оба они обладают тихой, но какой-то упрямой силой характера. Тем, что позволило им обоим сохранить простое человеческое достоинство и доброту.

Иван Денисович научен восемью годами лагере прогибаться под власть, чтобы выжить, уступать там, где выигрыш невозможен. Да и жизнь до войны - до плена и срока - видно учила тому же. Однако же сумел он сохранить в себе достаточно, чтобы не потерять уж вовсе человеческий облик, видеть в остальных зэка людей, а не номера. И это видно в более-менее уважительном к нему отношении в бригаде, насколько вообще можно говорить об уважении в этой ужасной, искривленной лагерной иерархии от начальников до шестерок.

На самом деле, рассуждая о честности, порядочности, уважении в пространстве этой повести начинаешь ловить как выворачивается само понимание этих этических категорий. Как они становятся не просто относительными, зависимыми от ситуации, а совершенно размываются. Становятся применимыми только выборочно, только к тем, кого в данный момент считаешь «своими». И эта группа «свои» постоянно меняется в зависимости от выгоды и от собственной безопасности. Потому что на самом деле своих нет вовсе, есть только ты и тебе надо выжить. Собственно, сохранность этических императивов тут зависит от решения вопроса - есть ли предел у цены выживания. Даже появляются внутри этой тотальной системы подавления моменты свободы, у каждого - свои. У Шухова вот во время работы, когда он перестает быть номером и становится мастером-каменщиком, когда радость хорошо сделанной работы заполняет весь мир (немного ж того мира и осталось у Ивана Денисыча).

У Ивана Денисовича, по видимому, пока еще такой предел есть, он все еще в состоянии сочувствовать другим, более слабым, и даже делиться теми крохами излишков, которые иногда у него возникают. Просто потому, что может.
В каком-то странном смысле он так же заслужил свой счастливый день и подарки судьбы, как и мисс Петтигрю - свой.

«Засыпал Шухов вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножёвкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся.
Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый.»

Думала, стоит ли еще дописывать личное переживание, его было неприятно осознать самой себе и как-то не очень хочется им делиться. Но, наверное, иначе отзыв будет не полным.
Неприятным, до отвращения, было осознание, что история Ивана Денисовича ощущается куда более «нормальной», чем история мисс Петтигрю. Неприятным было понимание, что мне не нужны пояснительные сноски к словам из лагерного жаргона. Более того, многие из них и жаргоном-то не воспринимаются. Все вот эти «шмон», «качать права», «опер», «понт», «шестерка» и т.д. и т.п. Нормальная часть разговорной лексики, знакомая еще с дворового детства. И это смутное, в костях, ощущение - понятности - вот такого мироустройства. Откуда оно у меня, из лагерей знакомой только с пионерскими? И это не страх, нет, я не знаю такого слова, которым смогла бы по настоящему передать то чувство, что я испытывала, читая солжениценскую повесть.

Добавлю еще имхо, в «Одном дне Ивана Денисовича» нет положительных персонажей. К ним вообще неприменима эта мерка. Хотя зато есть зло несомненное - власть, система, гулаг.

«Из всего земного и бренного молиться нам Господь завещал только о хлебе насущном: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь!»
– Пайку, значит? – спросил Шухов.»

В повести упоминаются «бендеровцы», именно через «е». Это опечатка или же Солженицын действительно так написал? Получается этому искажению уже довольно много лет?